"В будущем в нашем городе не будет ветхого, доисторического жилья, и тогда ваша живопись станет другой более жизнерадостной, более позитивной. От всей души желаем вам этого" - такое, в общем-то благожелательное, выступление на одной из выставок стало моим кошмаром на долгие годы. Этакие 451 градусов по Фаренгейту для моей живописи, в большинстве случаев обращающейся именно к старине.

И надо же: сбываться то это "благое пожелание" начало именно в год, когда не стало великого фантаста Рэя Бредбери (он умер 5 июня 2012 г). Тут невольно усмотришь влияние потусторонних сил. Горит и рушится все, что согревало душу, радовало глаз своей естественностью и красотой, соединяло нас шатким мостиком с прошлым. Как будто попал на страницы великой книги и сам остался в том доме пропитанном книгами, воспоминаниями и горючей смесью.

Сурикова - на дрова

Как-то я рисовал во дворе дома, что на улице Ленина. Подходили жители и спрашивали: "Ведь нас скоро снесут? Поэтому Вы рисуете наш дом?» Признаться, этот разговор показался мне неприятным. Сама мысль, что дома скоро не будет, вводила в полный ступор, и я, потрясенный, молчал. А жители уже рассказывали, что когда-то этим домом владел один из Гадаловых и в каком-то году он привез погостить в Канск не кого-нибудь, а самого Василия Сурикова. «Да ну, - отмахивался я. - Если б такое было, об этом бы никак не забылось, а сейчас говорили бы на все лады». «Да было-было», - не унимались жители. И мне тогда подумалось: почему бы и нет? Ведь сотни, тысячи фактов о жизни нашего города так и не изучены, неузнаны никем. Любопытство к прошлому отнюдь не является главной чертой горожан Канска - скорее уж леность и равнодушие. Вот старушки вышли на центральную площадь с плакатами - их в равнодушии не упрекнешь, у них повод высказаться. Но как же они одиноки в этом промозглом бездушном пространстве!..

Страшно. Мерзко. Безысходно

На другом конце улицы Ленина здание старой канской синагоги. Смотрю ее полное изображение в открытках начала прошлого века: как здорово было увидеть это в открытках, изданных собирателем Алексеем Петровым. Алексей Андреевич долгие годы выискивал эти изображения, выменивал, обращался к разным людям, покупал за большие деньги, издал за свой счет этот уникальный памятник истории нашего города. Это подвиг, а мы это даже не заметили. И чтобы стыд не жег душу, решили и оригинал уничтожить. Вот он, стоит без окон, без дверей, с выломанными косяками и разобранными печами. А дальше будет по известному сценарию - придут бомжи, разожгут костер и помогут неизвестным вандалам: здание сгорит. Именно так было с одним из красивейших образцов деревянной архитектуры на улице Краснопартизанская, на котором прежде висела табличка: "В этом здании в 1918 году находился штаб Красной Армии". Она исчезла с фасада, едва выехали жильцы. Я довольно много рисовал это здание, один этюд так и остался недописанным - замерз в тот день основательно. А на следующий год дом стоял уже как после бомбежки – какая уж тут живопись… И вроде благие намерения, "переезд из ветхого жилья", но ведь и пути в ад мостятся благими намерениями, а потому вышло страшно, мерзко, безысходно. Воистину, переиначив классика, можно смело сказать: Канск - громадная равнина, по которой носится лихой человек.

Как Канск торгует историей

Напротив, на Краснопартизанской, здание архива. Двери уже выломаны. Окна, правда, еще целы, но постель лиц "без определенного места…" уже постелена. Значит, побывали. И нормативные пожары здесь скоро начнутся. Местечко, конечно, мрачное: здесь с первых лет советской власти пребывало ВЧК, а потом НКВД. По всей видимости, именно это здание описывал Зазубрин в повести "Щепка". Именно в его подвале сидели заключенные купцы и офицеры канского гарнизона, интеллигенция, предназначенная "на убой", здесь их пытали, здесь расстреливали, а туманным утром вывозили обнаженные труппы на грохочущем грузовике. Здесь, говорят, по ночам раздаются стоны раненых и смех убийц. Сочтите за шутку, но история этих стен, ничуть не радостней истории Ипатьевского дома. Говорят, архив выставили на торги: смешно - историю на торги. Здесь бы в самый раз устроить музей милиции или что-то, связанное с Зазубриным, показывать подвалы за большие деньги. Не удержался, спустился по мрачным ступеням вниз. Помещение и впрямь не очень жизнерадостное. Но, во всяком случае, это не подвал. Полуподвал, может быть, есть окна, которые в годы революции были выше. Стены заштукатурены. Кто- то говорил. что есть следы от пуль. Может быть, есть, но под штукатуркой не видно, да и вряд ли это можно определить: стены в сыром канском грунте обветшали и кирпич, скорее всего, раскрошился.

А рядом - одно из красивейших зданий города, с вывеской "Виола": оно тоже в плачевном и бесхозном состоянии.

Учитель, о тебе забыли

Напротив - здание высшего начального училища (позже - школа №2, еще позже - школа №10, Дом детского творчества). В этом здании работал основатель канского музея Дмитрий Каргополов, начинал свое служение искусству один из величайших художников края Андрей Лекаренко, здесь проходили революционные собрания, здесь в Великую Отечественную был госпиталь. Когда-то с изображением этого здания были выпущены значки как символ Канска. Скажите, с каким символом будут выпускаться значки и открытки сегодняшнего города? Может, с разрушенной синагогой, полуразвалившимся домом Зазубрина, выпотрошенным зданием бывшего архива, или обветшалым зданием бывшей церковно-приходской школы? Так и подмывает спросить: почему у нас память об учительстве находится на таком низком уровне, в полуразвалившемся состоянии находятся здания старейших учебных заведений? По всей видимости, бывшее здание библиотечного техникума ждет та же судьба - разрушение, а потом и 451 градусов по Фаренгейту?!

Конец истории

Можно припомнить еще старую почту, с которой в свое время тоже обошлись крутенько. А о том, что снесено, и говорить не приходится. Ведь если кто-то помнит, до семидесятых годов прошлого века площадь Коростелева, табачка (Чевилевские склады), Гадаловские ряды и почта составляли единый архитектурный комплекс. Нам, тогда еще детям, было страх как интересно стоять у полуподвальных окон табачной фабрики и смотреть, как работают станки. Меня тогда мама напугала рассказом о мальчике, облитом злой работницей кислотой вместо предполагаемой воды.

Или вот дом Браженского отшельника, о котором рассказывают самые невероятные истории. Он был купцом, и дом его, говорят, был рядом с нынешней милицией (а может и на месте ее). Рассказывают еще о широкой свадьбе, устроенной тем купцом, и бочках вина. И о том, как жена его в гражданскую сбежала с офицером, как пришли комиссары и отобрали дом, а купец с горя ( по жене или по дому) ушел в тайгу и там жил одинешенек, с котом и собакой. Причем приблудившийся кот, оказался отменным охотником и питал хозяина пойманной дичью долгие годы.

Все это, конечно, легенды - плохо понятые, мало изученные, говорить о которых можно только с доброй долей иронии. Но и совсем открещиваться от них невозможно, ибо ни серьезного изучения, ни мало-мальски вдумчивой работы проведено не было. И, по всей видимости, уже не будет. А я летом буду рисовать в Енисейске.